его своими глазами – иномирье, обещанное Фредериком. Вот только это иномирье было совсем не таким, каким он его описывал. Элспет заглянула в страшное место и узрела иную реальность, познала иную, наводящую ужас истину.
И теперь она не могла выбросить это из головы. Как будто дверь в тот мир закрылась не до конца и какая-то его часть проникла в нашу реальность вслед за Элспет.
То и дело в солидной, надежной архитектуре реального мира проявлялись незвано-непрошено элементы того страшного места. Проявлялись всего на секунду – а может, на долю мгновения, но этого было достаточно, чтобы отвлечь Элспет от того, что она говорила или делала, заставить споткнуться или оцепенеть, почувствовав, как все ее существо пронзает ослепительная молния ужаса.
У нее стали возникать видения. Узор на обоях вдруг начинал приходить в движение, извивался змеями, закручивался спиралями, струился по стенам, как петроглифы на менгире, на Темном Человеке. Отблески лампы или вечернего солнца в оконном стекле или хрустальном бокале вдруг вспыхивали на миг багрянцем, кровавым пламенем, будто там отражался чудовищный одноглазый исполин. Порой она замирала на улице в разгар дня на ярком солнце – какая-нибудь тень вдруг начинала чернеть, густеть, двигаться самостоятельно, словно обретала осязаемую, органическую форму и готовилась наброситься на Элспет, чтобы утянуть ее во мрак.
Подобный морок длился доли мгновений, был всего лишь мимолетным впечатлением, таким смутным, что мозг не успевал четко его зафиксировать, но этого хватало, чтобы сотрясти основы привычного ей мироздания и заставить ее страдать.
У Элспет Локвуд было два возможных объяснения происходящему. Первое: иномирье, темная вселенная, параллельная нашей, действительно существует, и она, Элспет, открыла что-то вроде портала, ведущего туда. Второе выглядело проще: она сошла с ума. Зелье, которым ее опоили, вызвало нарушения в работе мозга. Из этих двух объяснений первое пугало Элспет куда сильнее, поскольку, окажись оно верным, уже ничего нельзя было бы исправить, и спастись тоже невозможно. Второе скорее утешало, потому что в этом случае она могла бы тайно обратиться к врачам за помощью.
Элспет сделала глубокий вдох, и служанка, помогавшая ей одеться, отступила на шаг.
– Подай мне шляпку, Дейрдре, – улыбнулась Элспет. – Сегодня надо наведаться в универмаг.
Шагая по Новому городу, Элспет радовалась прохладному ветру, который, как по линейке, обводил строгие геометрические формы улиц и площадей. Небо было ясным, и в нем переливалось позднеосеннее солнце – яркое, но лишенное тепла. Холодный прозрачный свет, пронизывающий воздух, действовал на Элспет успокаивающе. Она привыкла к холоду, он был созвучен ее природе. Элспет знала, что наделена зимней душой; ее тип личности шотландцы называли cauldrife[40]. Она думала, Фредерик спасет ее от этой вечной мерзлоты, но вместо тепла он принес сокрушительное пламя.
Когда Элспет переходила улицу Георга, ветер, разгулявшийся на просторах бульваров, подталкивал ее в спину. Спускаясь по Замковой улице, она взглянула вниз – на улицу Принцев, на сады. Над ними к бледно-голубому шелковому покрову небес возносилась скала, увенчанная замком на пике, – еще один оплот незыблемости Эдинбурга.
А потом вдруг что-то изменилось.
Элспет резко остановилась, задохнувшись. Вокруг все как будто застыло, и она словно сама заледенела на полушаге. В тот же миг небо над Эдинбургским замком потемнело стремительным и неестественным образом, окрасившись в кроваво-красные, медные и пурпурные тона – нездешние, тошнотворные. Вверх взметнулись столбы черного, закопченного, вихрящегося дыма – он казался пятнистым, будто вместе с ним к небу неслись хлопья сажи. И снова Элспет услышала тот пронзительный, вибрирующе-визжащий звук, то ли скрип, то ли вой, который звучал у нее в голове, когда она смотрела через мертвый глаз Фредерика в адскую бездну.
Монстр вырос над замком – могучая темная фигура распрямилась, заполнив собой растерзанное небо. Элспет смотрела на него секунду – и целую вечность. Его кожа бугрилась волдырями, словно от жара; единственный глаз ослепительно сверкал алым над клювом-ртом.
Над городом возвышался Балор – одноокий властелин демонов.
Эдинбург потерял всю свою солидность и основательность, сделался уязвимым и хрупким под зловещим взором исполина. Элспет поняла, что через мгновение и она сама, и все люди вокруг нее будут освежеваны заживо этим взглядом – ее кожа уже иссохла и начинала лопаться от зноя, ее бессмертная плоть пошла пузырями, а тело утягивал за собой в бесконечное вращение неугасимый огненный вихрь.
Но так же внезапно, как появилось, видение исчезло. Элспет не успела ни завопить от ужаса, ни позвать на помощь, пока оно продолжалось. Само видение длилось столь мало, что это время нельзя было даже измерить – как пространство между шагами, как тишину между вздохами. Оно было столь мимолетным, что Элспет усомнилась, не был ли это обман зрения, вызванный проскользнувшим по солнцу облаком. Но на небе не было видно облаков, и, несмотря на то что страшная картина исчезла перед глазами, каждая ее деталь теперь ясно и отчетливо была выжжена каленым железом в памяти Элспет.
Она слегка пошатнулась и ухватилась рукой в перчатке за ограду дома, мимо которого проходила. Какой-то прохожий, озабоченно нахмурившись, шагнул было к ней, но она охолонула его ледяным взглядом, и он поспешил ретироваться.
Элспет, выпрямившись, снова взглянула на Эдинбургский замок. Все выглядело нормальным. Все было как прежде. Поблизости никто не казался ошеломленным недавним появлением демонического чудовища, заслонившего собой небо над замком и городом.
«Я схожу с ума, – сказала себе Элспет Локвуд. – Теряю рассудок».
Она постояла минутку, собираясь с силами, стараясь выровнять дыхание и унять бешеное сердцебиение, которое гулко отдавалось в ушах, а затем решительно и целеустремленно направила свои стопы по Замковой улице дальше – к улице Принцев и универсальному магазину Локвудов.
Однако, сделав всего несколько шагов, Элспет обнаружила, что ноги несут ее в другом направлении.
Глава 21
Все официальные совещания у Хайда с главным констеблем Ринтулом проходили всегда в кабинете последнего на Парламентской площади. Поэтому Хайд удивился, когда Ринтул явился к нему в участок на Торфикенской площади, да еще и без предупреждения.
Главный констебль к тому же был не один. Его сопровождал мужчина чуть старше средних лет, среднего роста и среднестатистической внешности; иными словами, в облике этого человека не было ничего примечательного, кроме одежды высочайшего качества. И Хайд его сразу же узнал – это оказался Джеймс Локвуд, владелец универсального магазина на улице Принцев.
– Прошу прощения за неожиданный визит, – сказал Ринтул, но Хайд понимал, что это извинение – чистая формальность. – Знаю, вы в данный момент очень заняты, однако